Часть 1

Очаг и саламандра

Жечь было наслаждением. Какое-то особое наслаждение видеть, как огонь пожирает вещи, как они чернеют и меняются. Медный наконечник брандспойта зажат в кулаках, громадный питон изрыгает на мир ядовитую струю керосина, кровь стучит в висках, а руки кажутся руками диковинного дирижера, исполняющего симфонию огня и разрушения, превращая в пепел изорванные, обуглившиеся страницы истории. Символический шлем, украшенный цифрой 451, низко надвинут на лоб; глаза сверкают оранжевым пламенем при мысли о том, что должно сейчас произойти: он нажимает воспламенитель – и огонь жадно бросается на дом, окрашивая вечернее небо в багрово-желто-черные тона. Он шагает в рое огненно-красных светляков, и больше всего ему хочется сделать сейчас то, чем он так часто забавлялся в детстве, – сунуть в огонь прутик с леденцом, пока книги, как голуби, шелестя крыльями-страницами, умирают на крыльце и на лужайке перед домом; они взлетают в огненном вихре, и черный от копоти ветер уносит их прочь.

Жесткая улыбка застыла на лице Монтэга, улыбка-гримаса, которая появляется на губах у человека, когда его вдруг опалит огнем и он стремительно отпрянет назад от его жаркого прикосновения.

Он знал, что, вернувшись в пожарное депо, он, менестрель огня, взглянув в зеркало, дружески подмигнет своему обожженному, измазанному сажей лицу. И позже в темноте, уже засыпая, он все еще будет чувствовать на губах застывшую судорожную улыбку. Она никогда не покидала его лица, никогда, сколько он себя помнит.

Он тщательно вытер и повесил на гвоздь черный блестящий шлем, аккуратно повесил рядом брезентовую куртку, с наслаждением вымылся под сильной струей душа и, насвистывая, сунув руки в карманы, пересек площадку верхнего этажа пожарной станции и скользнул в люк. В последнюю секунду, когда катастрофа уже казалась неизбежной, он выдернул руки из карманов, обхватил блестящий бронзовый шест и со скрипом затормозил за миг до того, как его ноги коснулись цементного пола нижнего этажа.

Выйдя на пустынную ночную улицу, он направился к метро. Бесшумный пневматический поезд поглотил его, пролетел, как челнок, по хорошо смазанной трубе подземного туннеля и вместе с сильной струей теплого воздуха выбросил на выложенный желтыми плитками эскалатор, ведущий на поверхность в одном из пригородов.

Насвистывая, Монтэг поднялся на эскалаторе навстречу ночной тишине. Не думая ни о чем, во всяком случае ни о чем в особенности, он дошел до поворота. Но еще раньше, чем выйти на угол, он вдруг замедлил шаги, как будто ветер, налетев откуда-то, ударил ему в лицо или кто-то окликнул его по имени.

Уже несколько раз, приближаясь вечером к повороту, за которым освещенный звездами тротуар вел к его дому, он испытывал это странное чувство. Ему казалось, что за мгновение до того, как ему повернуть, за углом кто-то стоял. В воздухе была какая-то особая тишина, словно там, в двух шагах, кто-то притаился и ждал и лишь за секунду до его появления вдруг превратился в тень и пропустил его сквозь себя.

Может быть, его ноздри улавливали слабый аромат, может быть, кожей лица и рук он ощущал чуть заметное повышение температуры вблизи того места, где стоял кто-то невидимый, согревая воздух своим теплом. Понять это было невозможно. Однако, завернув за угол, он всякий раз видел лишь белые плиты пустынного тротуара. Только однажды ему показалось, будто чья-то тень мелькнула через лужайку, но все исчезло прежде, чем он смог вглядеться или произнести хоть слово.

Сегодня же у поворота он так замедлил шаги, что почти остановился. Мысленно он уже был за углом – и уловил слабый шорох. Чье-то дыхание? Или движение воздуха, вызванное присутствием кого-то, кто очень тихо стоял и ждал?

Он завернул за угол.

По залитому лунным светом тротуару ветер гнал осенние листья, и казалось, что идущая навстречу девушка не переступает по плитам, а скользит над ними, подгоняемая ветром и листвой. Слегка нагнув голову, она смотрела, как носки ее туфель задевают кружащуюся листву. Ее тонкое, матовой белизны лицо светилось ласковым, неутолимым любопытством. Оно выражало легкое удивление. Темные глаза так пытливо смотрели на мир, что, казалось, ничто не могло от них ускользнуть. На ней было белое платье; оно шелестело. Монтэгу чудилось, будто он слышит каждое движение ее рук в такт шагам, будто он услышал даже тот легчайший, неуловимый для слуха звук – светлый трепет ее лица, – когда, подняв голову, она увидела вдруг, что лишь несколько шагов отделяют ее от мужчины, стоящего посреди тротуара.

Ветви над их головами, шурша, роняли сухой дождь листьев. Девушка остановилась. Казалось, она готова была отпрянуть назад, но вместо того она пристально поглядела на Монтэга, и ее темные, лучистые, живые глаза так просияли, как будто он сказал ей что-то необыкновенно хорошее. Но он знал, что его губы произнесли лишь простое приветствие. Потом, видя, что девушка как завороженная смотрит на изображение саламандры на рукаве его тужурки и на диск с фениксом, приколотый к груди, он заговорил:

– Вы, очевидно, наша новая соседка?

– А вы, должно быть… – она наконец оторвала глаза от эмблемы его профессии, – пожарник? – Голос ее замер.

– Как вы странно это сказали.

– Я… я догадалась бы даже с закрытыми глазами, – тихо проговорила она.

– Запах керосина, да? Моя жена всегда на это жалуется. – Он засмеялся. – Дочиста его ни за что не отмоешь.

– Да. Не отмоешь, – промолвила она, и в голосе ее прозвучал страх.

Монтэгу казалось, будто она кружится вокруг него, вертит его во все стороны, легонько встряхивает, выворачивает карманы, хотя она не двигалась с места.

– Запах керосина, – сказал он, чтобы прервать затянувшееся молчание. – А для меня он все равно что духи.

– Неужели правда?

– Конечно. Почему бы и нет?

Она подумала, прежде чем ответить:

– Не знаю. – Потом она оглянулась назад, туда, где были их дома. – Можно, я пойду с вами? Меня зовут Кларисса Маклеллан.

– Кларисса… А меня – Гай Монтэг. Ну что ж, идемте. А что вы тут делаете одна и так поздно? Сколько вам лет?

Теплой ветреной ночью они шли по серебряному от луны тротуару, и Монтэгу чудилось, будто вокруг веет тончайшим ароматом свежих абрикосов и земляники. Он оглянулся и понял, что это невозможно – ведь на дворе осень.

Нет, ничего этого не было. Была только девушка, идущая рядом, и в лунном свете лицо ее сияло, как снег. Он знал, что сейчас она обдумывает его вопросы, соображает, как лучше ответить на них.

– Ну вот, – сказала она, – мне семнадцать лет, и я помешанная. Мой дядя утверждает, что одно неизбежно сопутствует другому. Он говорит: если спросят, сколько тебе лет, отвечай, что тебе семнадцать и что ты сумасшедшая. Хорошо гулять ночью, правда? Я люблю смотреть на вещи, вдыхать их запах, и бывает, что я брожу вот так всю ночь напролет и встречаю восход солнца.

Некоторое время они шли молча. Потом она сказала задумчиво:

– Знаете, я совсем вас не боюсь.

– А почему вы должны меня бояться? – удивленно спросил он.

– Многие боятся вас. Я хочу сказать, боятся пожарников. Но ведь вы, в конце концов, такой же человек…

В ее глазах, как в двух блестящих капельках прозрачной воды, он увидел свое отражение, темное и крохотное, но до мельчайших подробностей точное – даже складки у рта, – как будто ее глаза были двумя волшебными кусочками лилового янтаря, навеки заключившими в себе его образ. Ее лицо, обращенное теперь к нему, казалось хрупким, матово-белым кристаллом, светящимся изнутри ровным, немеркнущим светом. То был не электрический свет, пронзительный и резкий, а странно успокаивающее, мягкое мерцание свечи. Как-то раз, когда он был ребенком, погасло электричество, и его мать отыскала и зажгла последнюю свечу. Этот короткий час, пока горела свеча, был часом чудесных открытий: мир изменился, пространство перестало быть огромным и уютно сомкнулось вокруг них. Мать и сын сидели вдвоем, странно преображенные, искренне желая, чтобы электричество не включалось как можно дольше.

1

https://www.litmir.me/br/?b=256834&p=1

20.000 лье под водой // Отдельные главы!

Сейчас Мы с Вами осилим некоторые главы бессмертного произведения!

Эпиграф :

В России еврейство обвиняют в том, что оно создало господство большевизма. Это обвинение, смотря потому, из каких слоев общества оно исходит, одни считают обоснованным, другие нет. Мы, американцы, бывшие очевидцами проповеди юных еврейских апостолов социального и экономического переворота, слышавшие их жгучее красноречие вдохновенных пророков, могли составить себе определенное мнение, в чем тут суть.

В Германии им ставят в вину крушение Империи, и, действительно, обширная литература с массой фактических документов заставляет читателя призадуматься. В Англии существует мнение, что еврей — истинный повелитель мира, что еврейство представляет собою сверх-нацию (людены / по мнению еврейцев Стругацких / Прим. Брата Лиса), стоящую над народами, и что оно господствует силою золота и, оставаясь в тени, играет народами, как пешками. В Америке обращает на себя внимание преобладающее участие евреев в организациях, работавших на войну, причем более пожилые работали в них ради наживы, а более молодые ради честолюбия.

Участие их больше всего проявлялось в тех отраслях, которые были заняты промышленными и торговыми делами, имеющими связь с войной. Равным образом приковывает внимание и тот факт, в какой сильной степени они использовали свои знания и опыт, на местах государственных чиновников, в свою пользу.

(ГЕНРИ ФОРД // МЕЖДУНАРОДНОЕ ЕВРЕЙСТВО)

Кстати жирный иудей шапиро-лайф, визжал аки свинья, мол Великий Форд антисемит, позволю не согласиться, ибо антисемиты, как раз сионисты-педерасты Израиля, кто убивают и калечат семитские народы Палестины, Сирии, Ирака ...

Применительно к еврейцам, верный термин - юдофоб и юдофобия, их римляне называли юдэ и это слово осталось в языке немецких варваров!

С чем здесь не согласен жирный иудей  шапиро-лайф, сие мне не ведомо, но сам он, типа патриот России, купил себе домишку в Италии, а Славик навальный, которого жирный иудей так жалел на своих передачках с испорченным воздухом синагоги, утверждал, что Вован Шапиро купил два огромных дома в Италии, а это вывоз капитала из России, жирный иудей не верит в Будущее Русского Мира ...

Если бы еврей мог сделаться продуктивным работником и соработником, то, по всей вероятности, рассеяние еврейства не приняло бы всемирного характера. Но так как он сделался торговцем, его инстинкт гнал его во все концы обитаемого мира. Евреи уже в ранние времена появились в Китае. В Англии они появились в эпоху Саксонского владычества.

Еврейские торговцы были в южной Америке за сто лет до прибытия туда миссионеров. Уже в 1492 году они устроили сахарные заводы на острове Св. Фомы. В Бразилии они твердо осели в то время, когда на побережье нынешних Соединенных Штатов существовали лишь немногие поселки. Как далеко они проникали, можно видеть из того, что первый белый ребенок родившийся в Георгии, был еврей— Исаак Минис. Присутствие евреев на всем земном шаре и их племенная сплоченность сделали то, что они сохранились, как народ, среди других народов, представляя как бы корпорацию, агентов которой можно было найти везде.

(ГЕНРИ ФОРД // МЕЖДУНАРОДНОЕ ЕВРЕЙСТВО)

Главная ошибка бедных людей — плохие манеры // Иллюстрации - Книги-книженции - стимул потенции (+18) ...

Это не шутка: хорошие манеры выделяют умного и образованного человека среди серой массы — только c такими общаются и ведут дела успешные люди. А, по статистике, связи — 90% успеха.

Так считает Черубина и многие девчонки из высшей касты, они забывают, простой народ ругается матом, потому что это их язык общения, просто народ не читает Бодлера и Шекспира, он должен выживать, а пожить народу дали при царе, да при Брежневе, а так все-то Мы противостоим скверне, свиньям сиона-содома, имя кому легион, но!

В отличие от украинъцив, прибалтов, молдаван, румун, болгар и греков, армяно-грузин, люди русские и Православные так и не приняли элитой сионистов вселенского иуды Бафомета (диавола), посмотрите, кто правит в Православных странах - там сион-содом-синедрион вечногонимой ханаанской скверны диавола, русские их не желают и СВО это национально-освободительная война от третьего и последнего ига на Руси, ига сионистов-педерастов - жидовствующих, как сказал святой Авелъ!

К сожалению многие офицерики паркетные, чтобы сделать каръеру женились на альфа-самках свиней сиона-содома, имя кому легион, вселенского жида Бафомета, простой народ никогда бы так не поступил и мы ругаемся матом, бл@дь, мы не знаем ваших долбанных манер, но когда надо, Мы простой народ идем умирать за Нашу Святую Русь!

Идите и найдите мне толстого иудея на полях СВО!

Но на стороне сионистов-педерастов - жирных иудеев-жидабандер - кишмя-кишит и все это знают, сказать пока боятся!

Сиона вашу мать, высшие касты, вы будете заменены теми, кто вернутся с полей СВО, там не будет жидовствующих Бафомета и приспособленцев, кто примазалисъ к выгребной яме хайфы-здерота-Бафомета!