***

Иллюстрации Королевы Белой и Алой Розы (+18) ...

Ставка // Антон Павлович Чехов (1860-1904) // Книги, которые скрывает скверна сиона-содома-синедриона // Иллюстрации к рассказу (+18) ...

Была темная осенняя ночь. Старый банкир ходил взад и вперед по своему кабинету и вспоминал, как пятнадцать лет назад он давал вечеринку одним осенним вечером. Там было много умных людей, и были интересные разговоры. Среди прочего они говорили о смертной казни. Большинство гостей, среди которых было много журналистов и интеллектуалов, не одобряли смертную казнь. Они считали эту форму наказания устаревшей, безнравственной и неподходящей для христианских государств. По мнению некоторых из них, смертную казнь следовало бы везде заменить пожизненным заключением.
«Я с вами не согласен», — сказал их хозяин банкир. «Я не пробовал ни смертной казни, ни пожизненного заключения, но если судить _a priori_, то смертная казнь более нравственна и гуманна, чем пожизненное заключение. Смертная казнь убивает человека сразу, а пожизненное заключение убивает его медленно. Какой палач гуманнее — тот, кто убивает вас за несколько минут, или тот, кто вытягивает из вас жизнь в течение многих лет?»

«Оба одинаково безнравственны», — заметил один из гостей, — «ибо оба имеют одну и ту же цель — отнять жизнь. Государство — не Бог. Оно не имеет права отнимать то, что не может восстановить, когда захочет».

Среди гостей был молодой юрист, молодой человек лет двадцати пяти. Когда его спросили о его мнении, он сказал:

«Смертный приговор и пожизненное заключение одинаково безнравственны, но если бы мне пришлось выбирать между смертной казнью и пожизненным заключением, я бы, безусловно, выбрал второе. Жить как угодно лучше, чем не жить вообще».

Возникла оживленная дискуссия. Банкир, который был тогда моложе и нервнее, вдруг пришел в волнение, ударил кулаком по столу и крикнул молодому человеку:

«Это неправда! Я готов поспорить на два миллиона, что вы не останетесь в одиночной камере на пять лет».

«Если вы говорите это серьезно, — сказал молодой человек, — я готов поспорить, что останусь не на пять, а на пятнадцать лет».

«Пятнадцать? Готово!» — воскликнул банкир. «Господа, я ставлю два миллиона!»

«Согласен! Ты ставишь свои миллионы, а я ставлю свою свободу!» — сказал молодой человек.
И эта дикая, бессмысленная ставка была выполнена! Банкир, избалованный и легкомысленный , с миллионами, не поддающимися счету, был в восторге от ставки. За ужином он посмеялся над молодым человеком и сказал:

«Одумайтесь, молодой человек, пока еще есть время. Для меня два миллиона — пустяк, но вы теряете три или четыре лучших года своей жизни. Я говорю три или четыре, потому что вы не останетесь дольше. Не забывайте также, несчастный человек, что добровольное заключение переносить гораздо тяжелее, чем принудительное . Мысль о том, что вы имеете право в любой момент выйти на свободу, отравит все ваше существование в тюрьме. Мне вас жаль».

И вот банкир, прохаживаясь взад и вперед, вспоминал все это и спрашивал себя: «Какова была цель этого пари? Какая польза от того, что этот человек потерял пятнадцать лет своей жизни, а я выбросил два миллиона? Разве это может доказать, что смертная казнь лучше или хуже пожизненного заключения? Нет, нет. Все это было бессмысленно и бессмысленно. С моей стороны это был каприз изнеженного человека, а с его стороны — простая жадность до денег...»

Затем он вспомнил, что произошло в тот вечер. Было решено, что молодой человек проведет годы своего плена под строжайшим надзором в одной из хижин в саду банкира. Было решено, что в течение пятнадцати лет он не сможет свободно переступать порог хижины, видеть людей, слышать человеческий голос или получать письма и газеты. Ему разрешалось иметь музыкальный инструмент и книги, а также писать письма, пить вино и курить. По условиям соглашения, единственные отношения, которые он мог иметь с внешним миром, были через маленькое окно, специально сделанное для этой цели. Он мог иметь все, что пожелает, — книги, музыку, вино и так далее — в любом количестве, которое он пожелает, написав заказ, но мог получать все это только через окно. Соглашение предусматривало каждую деталь и каждую мелочь, которые сделали бы его заключение строго одиночным, и обязывало молодого человека оставаться там ровно пятнадцать лет, начиная с двенадцати часов 14 ноября 1870 года и заканчивая двенадцатью часами 14 ноября 1885 года. Малейшая попытка с его стороны нарушить условия, хотя бы за две минуты до конца, освобождала банкира от обязанности выплатить ему два миллиона.
В течение первого года заключения, насколько можно было судить по его кратким записям, заключенный сильно страдал от одиночества и депрессии. Звуки фортепиано непрерывно доносились из его вигвама днем ​​и ночью. Он отказался от вина и табака. Вино, писал он, возбуждает желания, а желания — злейшие враги заключенного; и, кроме того, нет ничего более тоскливого, чем пить хорошее вино и никого не видеть. А табак портил воздух его комнаты. В первый год книги, за которыми он посылал, были в основном легкого характера: романы со сложным любовным сюжетом, сенсационные и фантастические истории и т. д.

На второй год в сторожке замолчало пианино, и заключенный просил только классику. На пятый год музыка снова стала слышна, и заключенный попросил вина. Те, кто наблюдал за ним через окно, говорили, что весь этот год он только и делал, что ел, пил и лежал на кровати, часто зевал и сердито разговаривал сам с собой. Книг он не читал. Иногда ночью он садился писать; он часами писал, а утром рвал все написанное. Не раз можно было услышать, как он плачет.

Во второй половине шестого года заключенный начал усердно изучать языки, философию и историю. Он с таким рвением отдался этим занятиям — настолько, что банкиру пришлось приложить немало усилий, чтобы достать ему заказанные книги. В течение четырех лет по его просьбе было доставлено около шестисот томов. Именно в этот период банкир получил от своего заключенного следующее письмо:
«Мой дорогой тюремщик, я пишу тебе эти строки на шести языках. Покажи их людям, которые знают языки. Пусть они их прочтут. Если они не найдут ни одной ошибки, я умоляю тебя выстрелить в саду. Этот выстрел покажет мне, что мои усилия не пропали даром. Гении всех времен и всех стран говорят на разных языках, но во всех них горит одно и то же пламя. О, если бы ты только знал, какое неземное счастье испытывает сейчас моя душа от того, что я могу их понимать!» Желание заключенного было исполнено. Банкир приказал выстрелить в саду дважды.

Затем, после десятого года, заключенный неподвижно сидел за столом и ничего не читал, кроме Евангелия. Банкиру показалось странным, что человек, который за четыре года освоил шестьсот ученых томов, тратит почти год на одну тонкую, легкую для понимания книгу. Теология и история религии следовали за Евангелием.

В последние два года своего заключения заключенный прочитал огромное количество книг совершенно без разбора. Одно время он был занят естественными науками, затем он просил Байрона или Шекспира . Были записки, в которых он требовал одновременно и книги по химии, и руководство по медицине, и роман, и какой-то трактат по философии или теологии . Его чтение напоминало человека, плывущего в море среди обломков своего корабля и пытающегося спасти свою жизнь, жадно хватаясь то за одну перекладину, то за другую.

II

Старый банкир вспомнил все это и подумал:

«Завтра в двенадцать часов он снова обретет свободу. По нашему соглашению я должен заплатить ему два миллиона. Если я заплачу, мне конец: я буду совершенно разорен».
Пятнадцать лет назад его миллионы были за пределами его счета; теперь он боялся спросить себя, что больше, его долги или его активы. Отчаянная игра на бирже, дикие спекуляции и возбуждение, с которым он не мог справиться даже в преклонные годы, постепенно привели к упадку его состояния, и гордый, бесстрашный, самоуверенный миллионер стал банкиром среднего звена, дрожащим при каждом взлете и падении своих инвестиций. «Проклятое пари!» — пробормотал старик, в отчаянии схватившись за голову. «Почему этот человек не умер? Ему сейчас всего сорок. Он отнимет у меня последний грош, он женится, будет наслаждаться жизнью, будет играть на бирже; а я буду смотреть на него с завистью, как нищий, и слышать от него каждый день одну и ту же фразу: «Я обязан вам счастьем моей жизни, позвольте мне помочь вам!» Нет, это слишком! Единственное средство спастись от банкротства и позора — это смерть этого человека!»

Пробило три часа, банкир прислушался; в доме все спали, и снаружи не было слышно ничего, кроме шелеста озябших деревьев. Стараясь не шуметь, он достал из несгораемого сейфа ключ от двери, которую не открывали уже пятнадцать лет, надел пальто и вышел из дома.
В саду было темно и холодно. Шел дождь. Влажный, пронизывающий ветер носился по саду, завывая и не давая покоя деревьям. Банкир напрягал зрение, но не мог разглядеть ни земли, ни белых статуй, ни сторожки, ни деревьев. Подойдя к месту, где стояла сторожка, он дважды позвал сторожа. Ответа не последовало. Очевидно, сторож искал укрытия от непогоды и теперь спал где-то на кухне или в оранжерее.

«Если бы у меня хватило смелости осуществить свое намерение, — подумал старик, — то подозрение пало бы прежде всего на сторожа».

Он нащупал в темноте ступеньки и дверь и вошел в прихожую. Затем он на ощупь пробрался в маленький коридор и зажег спичку. Там не было ни души. Там стояла кровать без постельного белья, а в углу темная чугунная печь. Печати на двери, ведущей в комнаты заключенных, были целы.

Когда спичка погасла, старик, дрожа от волнения, заглянул в маленькое окошко. В комнате арестанта тускло горела свеча. Он сидел за столом. Ничего не было видно, кроме его спины, волос на голове и рук. На столе, на двух креслах и на ковре возле стола лежали раскрытые книги.

Прошло пять минут, а заключенный ни разу не пошевелился. Пятнадцать лет заключения научили его сидеть неподвижно. Банкир постучал пальцем в окно, и заключенный не сделал в ответ никакого движения. Тогда банкир осторожно сломал печати на двери и вставил ключ в замочную скважину. Ржавый замок издал скрежещущий звук, и дверь скрипнула. Банкир ожидал услышать сейчас же шаги и крик удивления, но прошло три минуты, и в комнате стало так же тихо, как и всегда. Он решил войти.
За столом неподвижно сидел человек, не похожий на обыкновенных людей. Это был скелет с кожей, туго обтянутой костями, с длинными кудрями, как у женщины, и с косматой бородой. Лицо у него было желтое с землистым оттенком, щеки впалые, спина длинная и узкая, а рука, на которую опиралась его косматая голова, была такая тонкая и нежная, что на нее было страшно смотреть. Волосы его уже тронуты сединой, и, глядя на его исхудалое , постаревшее лицо, никто бы не поверил, что ему всего сорок. Он спал... Перед его опущенной головой на столе лежал листок бумаги, на котором было что-то написано мелким почерком.

«Бедняга! — подумал банкир, — он спит и, вероятно, видит во сне миллионы. И стоит мне только взять этого полумертвого человека, бросить его на кровать, немного придушить подушкой, и самый добросовестный эксперт не найдет никаких признаков насильственной смерти. Но сначала прочтем, что он тут написал...»

Банкир взял страницу со стола и прочитал следующее:

«Завтра в двенадцать часов я вновь обрету свободу и право общаться с другими людьми, но прежде чем я покину эту комнату и увижу солнечный свет, я считаю необходимым сказать вам несколько слов. С чистой совестью говорю вам, как перед Богом, который меня видит, что я презираю и свободу, и жизнь, и здоровье, и все то, что в ваших книгах называется благами мира.

«В течение пятнадцати лет я пристально изучал земную жизнь. Это правда, что я не видел ни земли, ни людей, но в ваших книгах я пил ароматное вино, я пел песни, я охотился на оленей и кабанов в лесах, любил женщин... Красавицы, такие же воздушные, как облака, созданные волшебством ваших поэтов и гениев, посещали меня по ночам и нашептывали мне на ухо чудесные истории, от которых у меня кружился мозг. В ваших книгах я поднимался на вершины Эльбурса и Монблана , и оттуда я видел восход солнца, а вечером наблюдал, как оно заливает небо, океан и вершины гор золотом и багрянцем. Я наблюдал оттуда, как молнии сверкали над моей головой и рассекали грозовые тучи. Я видел зеленые леса, поля, реки, озера, города. Я слышал пение сирен и звуки пастушьих свирелей; я коснулся крыльев прекрасных дьяволов, которые слетелись, чтобы поговорить со мной о Боге... В ваших книгах я бросался в бездонную пропасть, творил чудеса, убивал, сжигал города, проповедовал новые религии, завоевывал целые королевства...

«Ваши книги дали мне мудрость. Все, что неутомимая мысль человека создала за века, сжато в маленький компас в моем мозгу. Я знаю, что я мудрее всех вас.

«И я презираю ваши книги, я презираю мудрость и блага этого мира. Все это ничтожно, мимолетно, иллюзорно и обманчиво, как мираж . Вы можете быть горды, мудры и прекрасны, но смерть сотрет вас с лица земли, как будто вы не более чем мыши, роющие норы под полом, и ваше потомство, ваша история, ваши бессмертные гении сгорят или замерзнут вместе с земным шаром.

«Вы потеряли рассудок и встали на ложный путь. Вы приняли ложь за истину, а безобразие за красоту. Вы бы удивились, если бы, вследствие каких-то странных событий, на яблонях и апельсиновых деревьях вместо фруктов вдруг выросли лягушки и ящерицы, или если бы розы начали пахнуть, как вспотевшая лошадь; так и я удивляюсь вам, променявшим небо на землю. Я не хочу вас понимать.

«Чтобы доказать вам на деле, как я презираю все то, чем вы живете, я отказываюсь от двух миллионов, о которых я когда-то мечтал как о рае и которые теперь презираю. Чтобы лишить себя права на эти деньги, я выйду отсюда на пять часов раньше назначенного срока и тем нарушу договор...»

Когда банкир прочитал это, он положил страницу на стол, поцеловал странного человека в голову и вышел из ложи, плача. Никогда еще, даже когда он крупно проиграл на бирже, он не чувствовал к себе такого презрения. Когда он пришел домой, он лег на кровать, но слезы и волнение не давали ему спать в течение нескольких часов.

На следующее утро прибежали сторожа с бледными лицами и рассказали ему, что видели, как человек, живший в сторожке, вылез из окна в сад, подошел к воротам и исчез. Банкир тут же отправился со слугами в сторожку и удостоверился в бегстве своего пленника. Чтобы не возбуждать лишних разговоров, он взял со стола письмо, в котором отказывался от миллионов, и, вернувшись домой, запер его в несгораемый сейф.

***

Собственно, что такого было рассказано? Наш Мир Иллюзия и все что вокруг Нас нереально, реал это пустыня, где бродят глупые человеки, сионские мартышки-гуманоиды, джинны, демоны и прочая нечисть, кого поселили на Терре? Но!

В Иллюзии проще скоротать свой срок и уж тем более не нужно ничего пытаться доказывать сионской свинье, всем этим повелителям мертвечины материальных ценностей, коие смертны и тленны, как их жалкие душенки ...

Книги, которые скрывает скверна сиона-содома-синедриона // Иллюстрации к рассказу (+18) ...