Музейные хлопоты
Каким бы великолепным ни казалось музейное собрание, его надо пополнять. Иначе музей задохнется в пределах имеющейся коллекции, утратит престиж и чувство времени. Ведь даже искусство старых мастеров подвижно: по-прежнему открываются новые имена и обнаруживаются новые шедевры, которые надо иметь в собрании, чтобы сохранить звание великого музея, быть хранителем национального достояния. Так случилось, например, во Франции с Жоржем де Латуром, крупнейшим караваджистом, которого забыли на родине вплоть до 1940-х, а потом срочно скупали для Лувра, чтобы восполнить пробел.
Кто подаст на клубничку для Лувра
Сегодня у главного французского музея, самого посещаемого в мире, в целом довольно амбициозная программа приобретений. Причем финансируется она преимущественно из собственных заработанных средств: на покупку новых экспонатов идет 20% от продаж билетов, а также деньги спонсоров и эндаумент-фонда, созданного в 2009 году в первую очередь благодаря партнерству с институцией «Лувр Абу Даби».
Но денег Лувру все равно хронически не хватает. Его бюджет – капля в море по сравнению с тем, что могут позволить себе не ограниченные в средствах арабские музейные собрания и живущие на широкую ногу американские. Ценители искусства из богатого нефтью Персидского залива сильно задрали цены, когда решили открывать у себя художественные музеи. В 2012-м королевская семья Катара приобрела «Игроков в карты» Поля Сезанна за четверть миллиарда долларов, а в 2017-м наследный принц Саудовской Аравии купил «Спасителя мира» Леонардо (хотя не все эксперты согласны с такой атрибуцией) почти за полмиллиарда. В то время как на пополнение коллекций главный французский музей потратил в 2020-м, когда вынужден был закрыться из-за пандемии коронавируса, всего 10,216 млн евро, а в 2021-м – 19,69 млн.
В марте прошлого года Лувр инициировал блокировку вывоза за рубеж на два года картины Жана-Батиста-Симеона Шардена «Корзина с клубникой», объявив ее национальным достоянием. Полотно было приобретено на аукционе Artcurial в Париже нью-йоркским арт-дилером Адамом Уильямсом за 24,4 млн евро, что является рекордом для этого мастера эпохи Просвещения. Уильямс участвовал в торгах от имени клиента – Художественного музея Кимбелла в Форт-Уэрте, в штате Техас. И Лувр, в коллекции которого находятся 40 работ Шардена – жанровые сцены, натюрморты с персиками, грушами, яблоками, но не с клубникой, – уверен, что работу нельзя отпускать за пределы Франции. Музей надеется собрать деньги на ее выкуп. Однако эксперты в этом сомневаются: уж больно неподъемной выглядит сумма. Тем более Лувр объявил об ограничении числа посетителей, что неизменно приведет к снижению доходов. Он не хочет принимать больше 30 тысяч человек в день. В 2022 году в его залы наведывались 7,8 млн ценителей прекрасного, что на 120% больше, чем в 2021-м, но на 19% меньше, чем рекордные 9,6 млн в доковидный 2019-й, когда китайские туристы могли свободно путешествовать по миру.
Конечно, для истинных любителей искусства ограничение числа посетителей скорее радостная новость. Нескончаемые очереди к «Джоконде» и правда невыносимы, не позволяют не только как-то рассмотреть шедевр Леонардо, но и спокойно насладиться другими полотнами в том же зале. В частности, шедевром Паоло Веронезе «Брак в Кане Галилейской», который висит как раз напротив. Из-за большого формата (666 × 990 см) картина требует дистанции для просмотра. Но отступать в зале № 711 галереи Denon некуда: позади очередь к «Джоконде».
Мы упомянули это полотно Веронезе не случайно. Оно напоминание о том, что когда-то Лувр вовсе не нуждался в деньгах для пополнения своей коллекции. «Брак в Кане Галилейской» – так называемое перемещенное произведение искусства: оно попало в Лувр из трапезной бенедиктинового монастыря в Венеции в результате наполеоновских войн, благодаря которым Франция приобрела немало шедевров, сполна наполнила ими не только столичные, но и провинциальные музеи. Переговоры о возврате картины начались в 1815 году и идут до сих пор. Веронезе, признанный национальным достоянием Италии, по-прежнему находится за ее пределами.
Тайные умыслы щедрых французских меценатов
У Музея Орсе, третьей по популярности музейной институции Франции, бюджет на покупку новых произведений искусства ограничен 3 млн евро. Поэтому, конечно, дар Бернара Арно, владельца люксового гиганта LVMH, одного из богатейших людей мира, кажется бесценным. Он купил для Франции и Орсе картину Гюстава Кайботта «Гребец в цилиндре» за 43 млн евро. Это второе крупное полотно художника, попавшее в музейные собрания за последние два года. В ноябре 2021-го Музей Гетти в Лос-Анджелесе приобрел его «Молодого человека у окна» за 53 млн долларов.
Гюстав Кайботт, импрессионист, хороший друг Моне и Ренуара, известен широкому зрителю в первую очередь картиной «Паркетчики», хранящейся в Орсе, по мотивам которой в 1988 году хореограф Анжелен Прельжокаж поставил балет. Долгое время этот наследник огромного состояния имел славу скорее мецената и коллекционера, чем художника: покупал картины своих друзей, завещав их потом государству, которому поначалу они были не особо нужны (Кайботт умер в 45 лет, до того как импрессионизм получил признание), собирал почтовые марки, став, по сути, отцом филателии (его коллекция хранится в Британском музее). Но сегодня он все больше и больше привлекает к себе внимание именно как художник. И Орсе пытается нарастить коллекцию его работ: в 2019 году музей получил в дар три масляных полотна и две пастели, завещанные ему Мари-Жанной Дорель, правнучкой дворецкого художника. Получив статус национального достояния, картины Кайботта из частных собраний, конечно, не должны быть проданы за рубеж.
Казалось бы, Бернар Арно, не только миллиардер, но меценат и коллекционер, построивший в Париже музей современного искусства Fondation Louis Vuitton, окончательно скрестивший высокий люкс и арт, сделал благое дело. Однако вопреки русской народной мудрости дареному коню – его дару государству – французы всматриваются сегодня в самые зубы. И подозревают миллиардера в недобром – в попытках уйти от налогов. Все дело в особенностях французского законодательства, которое позволяет получать налоговые льготы в размере 90% суммы, потраченной на благотворительный взнос. Так что, по сути, за полотно Кайботта заплатит скорее французское государство, чем LVMH, нарастивший обороты во время пандемии. По итогам 2022 года чистая прибыль люксового гиганта увеличилась на 17%, до 14,084 млрд евро, а выручка выросла на 23%, до 79,184 млрд евро. Причем прошлый год стал рекордным для многих подразделений LVMH.
Нынешний закон о корпоративном спонсорстве был принят во Франции в 2003 году по инициативе тогдашнего министра культуры Жан-Жака Айагона, ныне возглавляющего Collection Pinault, музей современного искусства Франсуа Пино, миллиардера, владельца люксового холдинга Kering и аукциона Christie’s, давнего соперника Бернара Арно. Предложив бизнесу невероятные налоговые льготы – от 60 до 90% суммы благотворительного взноса, закон действительно способствовал расцвету корпоративного меценатства во Франции. Но привел и к тому, что ежегодно государство недополучает миллионы налоговых поступлений, причем в первую очередь от очень крупного бизнеса. И сегодня в стране по-прежнему идет полемика о том, кто же является истинным бенефициаром каждой меценатской инициативы: бизнес или общество, миллиардер или обычный ценитель искусств?
Специально для последнего в следующем году, когда Франция будет отмечать 150-летие со дня первой выставки импрессионистов (она открылась в Париже, на бульваре Капуцинов, в 1874 году), «Гребец в цилиндре» отправится в турне по всей стране, а также будет представлен на большой персональной выставке Кайботта в Орсе. По сути, этот художник и меценат – один из основателей музея, учитывая, что именно он был первым коллекционером импрессионизма.
Закончилась ли эпоха дарений в Третьяковке?
В России о необходимости развития музейного собрания много говорила экс-директор Третьяковской галереи Зельфира Трегулова. При этом она неизменно ссылалась на заветы Павла Третьякова, который покупал в первую очередь актуальное и даже радикальное для своего времени искусство. В 2017 году в колонке The Art Newspaper Russia Трегулова сокрушалась: «В дикие для музейной жизни 1990-е годы системное пополнение коллекции остановилось. Это привело к тому, что в течение всех 1990-х и 2000-х самые важные художественные произведения уходили в частные собрания. А ведь на это время пришелся расцвет творчества Олега Кулика, дуэта Владимира Дубосарского и Александра Виноградова и других художников… То, что в музее практически нет произведений двух величайших ныне живущих художников – Ильи Кабакова и Эрика Булатова, абсолютно недопустимо. Мы не можем называться национальной картинной галереей, не имея работ таких крупнейших фигур».
Чтобы заполнить лакуны в экспозиции новейшего времени, найти деньги на пополнение коллекции, Трегулова начала систематическую работу с благотворителями: учредила специальную программу «Меценаты и дарители – Третьяковской галерее», объявила 2017-й Годом дарений. Результатом стало появление в собрании Третьяковки работы Эрика Булатова: масштабное полотно «Картина и зрители» галерее подарил миллиардер Владимир Потанин.
В 2019 году опять-таки благодаря благотворительному взносу Потанина в размере 100 млн рублей музей сформировал эндаумент-фонд. И на первый доход от него – за 3 млн рублей – купил инсталляцию «Ветка» Андрея Монастырского, не только художника, но и теоретика искусства, одного из родоначальников московского концептуализма. Работу презентовали на фоне полотна «Явление Христа народу» Александра Иванова, рядом с этюдом к этой картине «Ветка», чтобы тем самым протянуть нить от старого к новому, от традиционного искусства к актуальному. Как известно, выстраивание такого диалога – одна из миссий музеев. Но концептуальное обоснование приобретения не помогло: на Третьяковку обрушился шквал критики. Общественность негодовала именно по причине того, что коллекцию государственного музея пополнили объектом современного искусства, хоть и сделали это на внебюджетные средства.
Считается, что четкая позиция Трегуловой, которая еще в 2012 году организовала в Музеях Московского Кремля выставку классика модернизма Генри Мура, о необходимости развивать в Третьяковской галерее в первую очередь Отдел новейших течений стала одной из причин непродления с ней контракта 9 февраля этого года. Какова будет политика главного музея русского искусства при новом директоре Елене Проничевой, пока непонятно. Но то радикальное, чем пополнилось музейное собрание за восемь лет руководства Зельфирой Трегуловой, сегодня можно увидеть в Новой Третьяковке на Крымском валу в залах № 35–37, где представлено неофициальное искусство 1960–1980-х годов и новейшие течения конца XX века.
Путь к «Острову мертвых» начинается в Эрмитаже
Без особой шумихи в конце 2022-го Эрмитаж сделал довольно знаковое приобретение – купил «Остров мертвых» Арнольда Бёклина, одного из главных символистов, оказавшего влияние на метафизическую живопись де Кирико, сюрреалистов Дали, Эрнста, Магритта, а также «мирискусника» Александра Бенуа, вдохновлявшего Рахманинова, Набокова, Тарковского. На самом деле работа уже находилась в музейной экспозиции на протяжении нескольких лет – была на длительном хранении с правом экспонирования, оставаясь в частной собственности. Но теперь сменила владельца. Всего существует шесть версий картины: это мрачное, отрешенное полотно, заставляющее зрителя осознавать неизбежность смерти, трепетать перед великим равнодушием вечности, пользовалось невероятной популярностью, и Бёклин всегда мог его выгодно продать. Самый первый вариант «Острова» хранится в Музее современного искусства в Базеле, а Эрмитаж заполучил последний, шестой, созданный художником совместно с сыном. Есть несколько версий, как он попал в СССР: либо был привезен соавтором-сыном, либо оказался тут как трофей после Второй мировой войны. Про провенанс картины Эрмитаж пока много не распространяется.
Всего на пополнение коллекции главный отечественный музей, один из самых посещаемых в мире, потратил в 2022 году 63 млн рублей, из которых только 8 млн – бюджетные средства, а остальное – благотворительные взносы и доходы от эндаумент-фонда, который музей сформировал еще в 2011 году. При этом, как узнала газета «Коммерсант», обнаружив эту информацию на сайте госзакупок, на Бёклина ушла большая часть годового бюджета – 39,6 млн рублей. Но некоторые эксперты считают, что такая цена занижена, особенно учитывая ее долларовый эквивалент. Хотя сказать точно, сколько стоит сегодня Бёклин, сложно: на торги его давно не выставляли. В целом это и неважно, так как российские законы не позволяют вывозить за границу произведения искусства из музейного фонда, в том числе находящиеся в частной собственности, поэтому продавать картину пришлось бы в любом случае внутри страны.
Конечно, для понимания взаимоотношений государственных музеев и коллекционеров было бы любопытно узнать, почему владелец решил расстаться с полотном: распродает ли он свое собрание вынужденно, например по причине отъезда из страны, или это давний план, обусловленный многолетними отношениями с Эрмитажем. Пожалуй, ответы на эти вопросы мы вряд ли узнаем. Поэтому лучше не спрашивать лишнего, а просто очаровываться мрачной энергетикой «Острова мертвых» в одном из залов Главного штаба, ощущать бренность всего сущего, хоть на несколько мгновений забыть о низком и вступить в диалог с вечностью. Правда, предварительно придется заплатить 500 рублей за билет в Эрмитаж.
https://pbwm.ru/articles/muzeynye-hlopoty?
